|
Мой муж прилетел в Нью-Йорк за несколько дней до предполагаемой даты родов. Сказать, что была счастлива – это ничего не сказать. Конечно, меня здесь всячески опекали, но очень не хватало присутствия родных рядом. И в первую очередь, отца моего ребенка.
На следующий день после прилета мы на осмотр вместе съездили. Муж хотел лично убедиться, что все в порядке и что когда все начнется, я буду в надежных руках. Он нервничал даже больше, чем я. Одно дело решать финансовые вопросы и общаться с представителями фирмы, организующей роды за рубежом, а совсем другое – сидеть в Нью-Йорке с женой, которая вот-вот должна родить. Госпиталь мужу понравился, врач тоже, причем даже больше, чем наш московский. В ходе беседы мы узнали, что у двух американских банков пуповинной крови есть представительства в Москве, а значит, у нас имеется уникальная возможность собрать пуповинную кровь нашего ребенка. Разумеется, всегда надо верить в лучшее, но речь идет о гарантии здоровья нашего малыша в будущем – и отказываться от нее неразумно. Мы с мужем в этом были солидарны.
Время тянулось ужасно медленно. Меня давно перестали радовать прогулки по городу (ходить тяжело, сидеть неудобно), посиделки в ресторане (изжога, кусок в горло не лезет), толстые белки в Центральном парке (ужасно толстые, как я). Мои мысли были только о родах: скорее бы! А наш сыночек не торопился.
Я перехаживала три дня: раскрытие 1 сантиметр, схватки ложные, сколько еще ждать - непонятно. Врач, спасибо ей большое, с пониманием отнеслась к моей переживаниям, объяснила, что по УЗИ все нормально, что беспокоиться не о чем. На форуме бывалых мам я вычитала, что лучший способ ускорить роды – секс. Неужели кто-то может в таком состоянии настроиться на эротику?
К счастью, на следующее утро все началось. Проснулась я с сильной болью внизу живота. Ну, наконец-то! Муж схватился за сердце, потом за телефон: обрисовал ситуацию врачу, вызвал машину. Мне было не по себе, чтобы хоть как-то отвлечься, я разговаривала с малышом – убеждала его вести себя хорошо и обещала, что мы скоро увидимся, дышала, как учили на курсах, и считала схватки. Когда мы доехали до госпиталя, они повторялись каждые 15 минут.
Осмотр показал раскрытие 3 сантиметра. Врач деликатно спросила, не передумала ли я насчет анестезии. Я подтвердила, что хочу рожать естественно, но уже не так уверенно – больно было очень, и я догадывалась, что это еще не предел.
Меня переодели и нас с мужем отвели в палату, больше похожую на гостиничный номер: уютная светлая комната примерно квадратов двадцать, к ней примыкают туалет с душевой. В самой палате: кровать-конструктор для меня, кроватка для новорожденного, телевизор, медицинские приборы. Кстати, многое из того, что я, готовясь к родам, привезла с собой, мне не пригодилось. Хватило бы одних тапочек, остальное – вплоть до нижнего белья, зубной щетки и шапочки для новорожденного – выдавали на месте.
Схватки становились все чаще и сильнее. Мне казалось, что легко переношу боль, но тут еле сдерживалась, чтобы не стонать, но при этом я была счастлива, ведь мой сыночек скоро родится. Каждые пять минут в палате появлялся кто-нибудь из персонала – измерить температуру, давление, спросить, не нужно ли чего. Регулярно заходила моя врач – проверить раскрытие, подбодрить. Со мной обращались как с VIP-персоной, согласовывали буквально каждую мелочь.
На раскрытии 4-5 сантиметров я поняла, что больше не могу геройствовать, мне нужно обезболивание. Пришел анестезиолог, проверил, можно ли мне делать эпидуральную анестезию. К счастью, выяснилось, что можно. Это только звучит жутковато - «введение обезболивающего вещества в спинной мозг», а на деле - как пчела укусила. Ко мне подсоединили специальную систему, которая подавала лекарство, а я могла, нажимая на кнопку, самостоятельно контролировать его дозу. Умом-то, я понимала, это скорее психологический ход – больше, чем наметил врач, все равно ввести невозможно, но так было спокойнее. Боль постепенно ушла (ниже талии я практически ничего не чувствовала) и поднялось настроение. Мы с мужем стали обсуждать, как назовем сына. Он хотел в честь деда – Алешей, а мне нравилось имя Антон. Потом я задремала в своей кровати, а муж рядом в кресле с финансовым журналом в руках. У меня была своя анестезия, у него своя: ухитрился пронести в бутылке из-под воды – но, слава богу, никто и не догадался.
Полного раскрытия мы ждали часов пять, наверное. Я лежала подключенная к датчикам (на одной ленте компьютера частота схваток, на другой – сердцебиение малыша) и прислушивалась к своим ощущениям, И вдруг почувствовала сильнейшее давление внизу живота. Тут же ко мне подошла доктор, осмотрела и обрадовала: «Лерочка, вы готовы. Сейчас будем рожать». Кровать за секунды трансформировали в родовое кресло, вокруг меня засуетился медперсонал, муж включил видеокамеру. Я по команде старательно тужилась, отдыхала и снова тужилась, несмотря на анестезию, было все равно больно – но я старалась не кричать, чтобы сберечь силы. Снова тужусь, кажется, меня просто разрывает во все стороны – и вот он мой мальчик. Родился. Мой пушистик с большими черными ресничками, как же мы тебя ждали. Муж даже прослезился, все роды он держался героем, сам перерезал пуповину, хотя обычно падает в обморок при виде крови.
Когда малыш закричал, я почувствовала такую эйфорию и гордость за себя, за него, за нас всех. Все меня поздравляли, но я почти ничего не слышала, улыбалась и смотрела на маленькое чудо, которое мне положили на живот. Потом моего мальчика передали педиатру-неонатологу (который, кстати, находился в комнате с момента потуг). Он положил его на специальный со всех сторон обогреваемый столик, осмотрел, обработал и оценил состояние моего сыночка 9-10 по шкале Апгар. Как я впоследствии узнала, пуповинная кровь тут же была послана на определение состава газов в крови у ребенка. И показатели были очень хорошими, доктор объяснила, что это значит, что у моего малыша не было эпизодов гипоксии.
Потом меня помыли, зашили – совсем без разрывов, к сожалению, не обошлось, но их было мало, если учесть что я родила богатыря: 4.100 кг, 56 см (на самом деле, американские инчи и паунды в наши сантиметры и килограммы мы перевели уже потом на калькуляторе). А потом я впервые приложила моего сыночка к груди (такого смешного маленького запеленутого и в шапочке). Он сразу нашел грудь и стал сосать, хотя молока было всего ничего. Я сказала врачу, буду кормить его сама – никаких искусственных смесей давать не нужно.
В родильной палате я провела два часа под наблюдение, а потом меня перевели в другую, послеродовую. Засыпая, я чувствовала непривычную пустоту в себе – уже не беременная, у меня родился сын.
Проснулась рано. Сначала забежала младшая медсестра – навела чистоту и стерильность, потом зашла доктор – проверила мое самочувствие, потом навестил педиатр – подтвердил, что с ребенком все в порядке. Так начался мой день в новом качестве – в качестве мамы. Я не могла нарадоваться на своего сыночка – он оказался с характером, чуть что не по его, сразу в крик, но отходчивый, и аппетит хороший. Из забавностей американского роддома – у них существует специальная система, чтобы не перепутать детей. Смысл такой: у мамы на обеих руках заламинированные бумажки с номером и фамилией-именем, у новорожденного такие же на обеих ножках. Ребенка приносят две медсестры. Одна стоит около мамы, другая около малыша – первая диктует номер мамы, другая его сверяет с номером малыша. Совпало - вручают ребенка. И ведь знают уже, кто чей, но все равно каждый раз проводят этот ритуал. По 5-6 раз в день. А еще всем детям при рождении ставят сигнализацию. Я о ней даже не знала, пока один раз случайно не задела – ко мне тут же прибежали врачи: все ли в порядке?
С моим зайчонком мы пробыли в госпитале два дня, и все это время находились под неусыпным контролем врача, даже тогда, когда ее физически не было в госпитале (ни одно назначение не могло быть сделано без ее личного разрешения). К счастью, все анализы у нас были хорошими, и держать нас дольше не имело смысла. Во время прощания с врачом я так расчувствовалась, что чуть не заплакала. Ведь все время пребывания в Америке – она была самым главным человеком в моей жизни… Я знала, что в любое время дня и ночи она меня поддержит (первые дни в Нью-Йорке я даже спала в обнимку с телефоном). Она дала мне уверенность и надежность, силы и энергию... Все то, что мне было так необходимо в моем положении.
Муж приехал нас забирать с охапкой цветов, мы подписали необходимые бумаги, с сыночка сняли сигнализацию, меня усадили в кресло-каталку (после родов нельзя ходить самой!) и довезли до машины. Мне уже очень хотелось домой в Москву, но нужно еще было решить вопрос с документами и гражданством малыша, да и лететь, пока он такой маленький страшновато. Все те полтора месяца после родов, что мы находились в Нью-Йорке (муж улетел через неделю, а потом вернулся за нами), нас регулярно навещал педиатр, по мере надобности, я пользовалась услугами няни.
Чуть не забыла сказать: сына назвали Алешей.
* * *
Американское гражданство, о котором я так мечтала для своего ребенка, мы получали с помощью представителей фирмы, которая курировала мою поездку. На следующий день после родов прямо ко мне в госпиталь пришел их сотрудник, который заполнил анкеты на меня и на сына. Это можно было сделать и самой, но я, честно говоря, побоялась, там ведь одно слово не так напишешь – придется все заново делать. Через четыре недели мы получили свидетельство о рождении ребенка и Social security, потом паспорт. За ним надо было явиться лично: в ходе официальной процедуры нам с мужем (так у них принято) спрашивали: «Ваш ли это ребенок?», и мы по очереди поднимали руку и клялись «Наш!».
Все вопросы с российским консульством мы тоже решали через фирму – было сразу оформлено гражданство двух стран: США и России. Не знаю, как сложится судьба моего сына, но считаю, что сделала многое для того, чтобы он был счастлив и имел возможность выбирать, в какой стране жить и работать.
И, кто знает, может, когда-нибудь он станет президентом Америки? :)
Источник: http://mama.ru/articles/108/233954/ |
